Он взлохматил пальцами волосы, изучая раскинувшийся внизу город. Двадцать две квадратные мили Манхэттена. С населением почти в два миллиона человек. А потом и сам мегаполис, семь миллионов людей, втиснутых в три сотни квадратных миль.
Это был город, пропорции которого казались горцу из шестнадцатого века абсурдными и нелепыми. Город невероятных размеров и скоростей. Когда Дэйгис приехал в Нью-Йорк, он часами бродил вокруг Эмпайр Стейт Билдинг. Сто два этажа, десять миллионов кирпичей, тридцать семь миллионов кубических футов, тысяча двести пятьдесят футов высоты, шпиль, в который по пятьсот раз в год бьют молнии.
Что за человек построил этого монстра? Горцу этот город казался непонятным, сумасшедшим чудом.
И был неплохим местом для нового дома.
Нью-Йорк-сити нес в себе тьму. В ее пульсирующем сердце Дэйгис и устроил себе логово.
Человек без клана, изгнанник, бродяга, покинув шестнадцатый век лишь с пледом и острым интеллектом друида, он стал обживаться в двадцать первом веке: привыкал к новому языку, новым традициям, невероятным технологиям. Он все еще многого не понимал: определенные слова и выражения ставили его в тупик, сам он часто думал на гэльском, греческом и латыни, и ему приходилось торопливо переводить, но он довольно быстро адаптировался.
Человек, обладающий магическими знаниями и способный путешествовать во времени, не мог не предполагать, что за пять веков мир изменится до неузнаваемости. Его знание космологии, тайной геометрии, законов природы, которые в двадцать первом веке именовали законами физики, позволило Дэйгису легче воспринять и понять чудеса нового мира.
Не то чтобы он не удивлялся и не таращился. Он это делал. А первый полет на самолете произвел на него незабываемое впечатление. Тонкая инженерия и поразительная конструкция манхэттенских мостов несколько дней не давали ему покоя.
И люди. Огромное количество людей приводило его в замешательство. Дэйгис подозревал, что это не изменится. Горец из шестнадцатого века не мог привыкнуть к тесноте нового мира. Ему вечно будет недоставать широкого звездного неба, холмов, тянущихся на долгие мили, бесконечных вересковых полей, веселых и красивых шотландских девушек.
Он отправился в Америку, потому что надеялся: чем дальше он окажется от любимой Шотландии, от мест ее силы, от кругов камней, тем слабее станет древнее зло, поселившееся в нем.
Отъезд и правда оказал свое действие, падение во тьму замедлилось, но не остановилось. День за днем Дэйгис продолжал меняться… становился все более холодным, отстраненным, почти не испытывал эмоций. Он все меньше ощущал себя человеком – и все больше бесстрастным божеством.
Но только не во время секса – вот когда он чувствовал себя живым. Вот когда он чувствовал. Тогда его не несло в бездонном шторме тьмы и он не цеплялся за жалкий обломок здравого смысла, чтобы удержаться на плаву. Когда Дэйгис занимался любовью с женщиной, тьма отступала, сменяясь его истинной человеческой натурой. Он всегда был страстным, но теперь стал просто ненасытным.
«Я все еще не полностью темный!» – зарычал он демонам, гнездящимся в его душе. Тем, что молчали, ожидая часа, когда темный прилив рано или поздно изменит его, как океанские волны меняют очертания скалистых берегов. Дэйгис понимал их тактику: истинное зло не бросается в атаку очертя голову. Нет, оно тихо шепчет и выжидает… соблазняет.
И каждый день Дэйгис видел неоспоримые доказательства того, что тактика зла приносит свои плоды. Это проявлялось в мелочах, которые он делал, порой не осознавая этого. Совершенно безобидные мелочи вроде разожженного взмахом руки и произнесенного шепотом слова taine огня в камине или открытой заклинанием двери, отдернутой занавески. Или нетерпеливое подзывание их повозки – такси – одним взглядом.
Пусть это мелочи, но Дэйгис знал, насколько эти мелочи небезопасны. Знал, что всякий раз, используя магию, теряет часть себя, становится темнее.
Каждый день был битвой во имя трех целей: не использовать магию чаще, чем это жизненно необходимо, несмотря на постоянно растущую тягу к ней; заниматься быстрым, бешеным сексом и искать книги, в которых может таиться ответ на вопрос, составляющий смысл его жизни.
Есть ли способ избавиться от темных?
Если нет… что ж, если нет…
Дэйгис запустил пальцы в волосы, медленно выдохнул. И нахмурился, глядя на мерцающие за парком огни. За его спиной, на диване, спала глубоким сном совершенно обессиленная красавица. Под ее глазами залегли темные круги, придавая ей измученный вид. Его постельные игры полностью истощили ее.
Две ночи назад Кэти облизнула губы и как бы между делом обронила, что он, похоже, чего-то ждет.
Он только улыбнулся и перевернул ее на живот. Покрыл поцелуями ее жаркое, страстное, жаждущее тело. Прошелся языком по каждому дюйму гладкой кожи. А потом взял ее, и, когда бешеная скачка закончилась, женщина кричала от удовольствия.
А теперь она либо забыла о своем вопросе, либо еще раз хорошенько все взвесила. Катерина О'Мэлли не глупа. Она знала, что лучше не выяснять о нем все до конца. Она хотела быть с ним только ради секса. Что было просто прекрасно, поскольку на большее он не способен.
«Я жду своего брата, девочка, – не сказал он тогда. – Я жду того дня, когда Драстен устанет от моего нежелания возвращаться в Шотландию. Того дня, когда он перестанет бояться отойти от своей беременной жены. Дня, когда он наконец сможет смириться с тем, что уже признало его сердце, как бы разум ни цеплялся за ложь: я стал темным, как ночное небо, и лишь крошечные звезды прежнего света пробиваются сквозь эту тьму».
О, айе, Дэйгис ждал того дня, когда его брат пересечет океан и явится за ним.
Увидит животное, в которое он превращается.
И если ко дню приезда Драстена превращение завершится, один из братьев должен будет погибнуть.
2
Несколько недель спустя…
За океаном, но не в Шотландии, а в Англии, в месте, о котором Драстен МакКелтар когда-то ошибочно заявил, что друидской силы в нем не хватит и на простое заклятие сна, велась приглушенная и очень напряженная беседа.
– Ты уже вышел на контакт?
– Я не смею, Саймон. Трансформация еще не завершена.
– Но с тех пор, как Драгары заполучили его, прошло уже несколько месяцев!
– Он же МакКелтар. У него нет шанса на победу, но он все равно сопротивляется. И знает, что именно сила разрушает его, а потому отказывается пользоваться ею.
Пауза. Потом Саймон сказал:
– Тысячу лет мы ждали их возвращения, обещанного в Пророчестве. Я устал ждать. Заставь его. Подтолкни. Дай ему причину желать силы. На этот раз мы не проиграем битву.
Быстрый кивок.
– Я позабочусь об этом.
– Действуй тоньше, Джилс. Еще рано сообщать ему о нашем существовании. Я сам это сделаю, когда придет время. А если что-нибудь пойдет не так… что ж, ты знаешь, что делать.
Еще один быстрый кивок, улыбка, затем – шелест одежды, и спутник исчезает, оставляя его одного в круге камней, залитых чудными красками английского рассвета.
Человек, отдавший приказ, Саймон Бартон-Дрю, глава друидской секты Драгаров, прислонился спиной к одному из камней. Рассеянно поглаживая татуировку на шее, изображавшую крылатого змея, он рассматривал древние монолиты. Это был высокий худощавый мужчина с седеющими темными волосами, узким лисьим лицом и пронзительным взглядом серых глаз, от которых ничто не могло укрыться. Ему выпала небывалая честь – именно во время его правления произойдет то, чего все так давно ждали. Он тридцать два года, со дня рождения своего первого сына, которое совпало с его вхождением во внутреннее святилище друидов, ждал этого момента. Были МакКелтары, которые служили Туата де Данаан, а были такие, как он, служители Драгаров. Друидская секта Драгаров тысячу лет хранила верность своим хозяевам и ждала исполнения Пророчества, которое передавалось из поколения в поколение: однажды придут их древние предводители, те, кто приведет их к силе и власти. Те, кто вернет им силу, которую Туата де Данаан отняли у друидов много веков назад.